reinhardt_fuchs

Путинское большинство никуда не делось, но и в этой части населения России начались перемены. Активное меньшинство вышло на митинги протеста, потому что почувствовало, что пассивное большинство не осуждает, не подавляет, а санкционирует этот протест, считает доцент факультета социологии ИУ ВШЭ кандидат социологических наук Иван КЛИМОВ.

- Мониторинг Аналитического центра Юрия Левады отражает снижение рейтингов власти в 2012 году. Что показывают опросы других социологических "фабрик", таких как ФОМ, ВЦИОМ?

- Конструкция их выборок одинакова, но немного различаются стратегии реализации. Рейтинги бывают разные: электоральные, рейтинги доверия, оценки работы, личностных качеств и т.д. В данном случае всех интересует электоральный рейтинг, т.е. количество голосующих. Да, безусловно, показатели снижаются. Они не падают катастрофически, но, по всей видимости, меняется природа этих рейтингов. Гипотеза следующая: путинское большинство никуда не делось, но оно изменилось как минимум по двум или трем параметрам. Представления большинства населения о проблемах современной России близки, я бы даже сказал, изоморфны взглядам тех, кто вышел на площади в декабре 2011 года. Собственно говоря, активное меньшинство вышло на улицы именно потому, что почувствовало, что пассивное большинство не осуждает, не подавляет, а санкционирует этот протест.

- Представители пассивного большинства проголосовали за партию власти в декабре 2011 года, но санкционировали протесты?

- Да, при этом представители большинства могут объяснять свои действия тем, что альтернативы Владимиру Путину нет. Действительно нет. Но я считаю, что это не заслуга Путина, а его вина.

- Если большинство населения России видит проблемы страны так же или почти так же, как их формулируют участники протестных акций, в чем же тогда разница между большинством и меньшинством?

- Формулирую гипотезу. Первое различие состоит в уровне социальных ресурсов, таких как образование, общественный, профессиональный статус, наличие или отсутствие каких-то обременений. У меня есть знакомый, человек очень радикальных взглядов, он во время подготовки очередного марша протеста написал на своей странице в Facebook: я с вами, но у меня трое в койках сопят, я просто не имею права. Второе – в степени моей зависимости от работодателя: он может заставить меня приехать на митинг или не может, он делает это или не делает.

- Насколько настроения активного меньшинства интересны российской социологии? Я знаю, что опросы протестующих проводили специалисты "Левады". Были ли другие исследования: контент-анализ лозунгов, интервью?

- Были. Для начала назову книгу "Азбука протеста", которая вышла в издательстве ОГИ. Она представляет собой иллюстрированную энциклопедию, каждая статья которой посвящена одному явлению. Например, рассказывается, откуда взялось выражение "Жулики и воры", далее показывается, как тема жуликов и воров была представлена на плакатах во время митингов протеста. Во-вторых, настроения активного меньшинства изучает большая группа социологов РГГУ. Эта тема также интересует коллег из Университета Гумбольдта в Германии, есть совместный проект: большой банк лозунгов, фотографий. Исследования протестов ведет в Петербурге группа Артемия Магуна. Очень много социологов работало непосредственно на митингах. Я знаю не менее десяти организаций, которые проводили анкетирование, в это число входят РГСУ, ВШЭ (социологи и сотрудники факультета медиакоммуникаций), социологическая служба "Среда", НИИ митингов (это сообщество исследователей, которые решили себя так назвать). У каждого из опросов были свои находки и недостатки, наиболее качественные результаты у "Левады" и ВЦИОМа. При этом с точки зрения власти все эти исследования имеют сомнительную ценность.

- Почему?

- В свое время я исследовал протестные настроения в Сочи, которые возникли в ответ на начало олимпийской стройки. Местные власти делали вид, что "бузотеров" просто не существует в природе, а исследования делали их существование социологическим фактом. То же самое и в отношении московских акций протеста: исследования приводят к научной констатации факта недовольства, и это не нравится власти.

- … которая хотела бы жить в стране симулякров, в той "волшебной" телевизионной картинке, которую сама и создала?

- …Вероятно... И управлять симулякрами.

- А чего хотят протестующие? Что показывают исследования протестного движения?

- Набор требований довольно широкий. Но главное – они хотят брать на себя ответственность и иметь возможность реализовывать ее в широком смысле: в бизнесе, в профессии (среди них было много людей свободных профессий: журналисты, преподаватели, исследователи, программисты...). При этом они не требуют благодарности, но хотят, чтобы существовали правила, чтобы за проявление самостоятельности не сажали в тюрьму. Власть же, с одной стороны, начиная с 2007 года, активно занимается развитием волонтерства и добровольчества. С другой, не готова признать самостоятельность общественных объединений, не хочет допустить их к политическому строительству, к гражданскому контролю и уж тем более не готова делиться бюджетами. Для обозначения протестующих используется термин Ричарда Флориды "креативный класс". И это большая удача для власти: тем самым подчеркивается, что на площади вышли бездельники, фрики, хипстеры. Благодаря таким терминологическим приемам в официальных медиа протест как бы отделяется от народа, от людей "настоящих", "работающих у станка", "кормящих семью". "Креативный" в понимании власти – праздный, бездарный, ни к чему не способный и безответственный. Все это отвлекает внимание от сути проблем, в связи с которыми выступают протестующие.

- Как формулируется политическая повестка осени 2012 года?

- Она не революционна. О том, как понимает повестку дня власть, можно судить по материалам официальных СМИ: объяснение исторической миссии третьего срока Путина, легитимация его президентства, реализация инерционного сценария. Что же касается митингующих, то их требования можно сформулировать так: запрос на правила. "Рассерженным горожанам" нужны прозрачность и предсказуемость правил: общество не хочет жить "по понятиям".

- Показывают ли исследования изменения в том, как россияне воспринимают государство, его институты?

- Да, и это новый тренд. Возможно, вам об этом рассказывала Лариса Паутова: начиная с 2007 года, исследования показывали, что молодежь не хочет идти в бизнес, предпочитая ему государственную службу, либо компании, ассоциированные с государством, такие как "Газпром", потому что полагали, что рента распределяется именно там. Сейчас наступает (или уже наступил) следующий этап – люди начинают понимать, что никакого "автоматического распределителя ренты" не существует, по крайней мере, с ними никто делиться не собирается. Это преодоление иллюзорности прежних представлений также является фактором, усиливающим общественную активность.

- Можете ли вы назвать другие факторы, усиливающие общественную активность?

- Во-первых, демографический провал: начиная с 2015 по 2025 год численность трудоспособного населения России будет сокращаться примерно на 1,1 млн человек в год. Приток мигрантов и неизбежен, и необходим. Смогут ли структуры государства и российское общество предложить стратегию адаптации мигрантов и самим адаптироваться к ним? Во-вторых, непопулярные действия властей могут политизировать социальные требования заинтересованных вовлеченных групп, нечто подобное было в Астрахани во время голодовки Олега Шеина. Власти боялись не того, что Шеин умрет, а того, что расширяется поддержка его протеста со стороны разных групп населения – водителей маршруток, членов ТСЖ (Олег Шеин активно работает в Астрахани, у него широкие контакты и в области жилищного самоуправления, и среди работников транспорта). В-третьих, в качестве дестабилизирующего фактора могут выступить трудовые конфликты. Социолог Петр Бизюков, специализирующийся на этой теме, считает, что, начиная с 2008 года, число трудовых конфликтов на предприятиях не растет, но и не снижается. При этом они пока не приводят к выдвижению политических требований, но все чаще становятся публичными, то есть выходят за границы компании и приобретают общественное значение.

- Почему акция Pussy Riot вызвала такой резонанс в российском обществе? В какую болевую точку попали участницы группы?

- Есть такое понятие – репрезентативная культура, термин предложен немецким социологом Фридрихом Тенбруком. Смысл данного явления составляют "верования, представления, мировоззрения, идеи и идеологии, которые воздействуют на социальное поведение, поскольку они либо активно разделяются людьми, либо пользуются пассивным признанием". У нее есть окраина, на которую вытесняются маргиналы, ереси, апокрифы, иностранные безумные утопии, шизофренический бред… Таким образом, периферия становится фронтом, который превращается в лабораторию социальных и культурных идей. Без этой периферии репрезентативная культура не может ни жить, ни развиваться. Поэтому всегда находятся фрики от Жан-Люка Годара до Pussy Riot, которые испытывают репрезентативную культуру на прочность, одновременно показывая ей возможности для развития. Они революционизируют границу, ищут точки перехода в другое состояние. С этой точки зрения Pussy Riot (которые сами нам в данном случае не слишком интересны, более интересна реакция других людей на их акцию) действительно нащупали больную точку. Они показали, что власть громоздка, что она не способна ни к организованной саморефлексии, ни к выстраиванию систематической дискуссии. Вертикаль с ходу вляпалась во все возможные ошибки, какие только можно было допустить, самая худшая из них – реальный тюремный срок для участниц акции. Арестовав и посадив девушек, государство делает из них будущих политических лидеров. Думаю, что с точки зрения соблюдения интересов Кремля выгоднее было бы, наверное, иное: как можно быстрее вытолкнуть их из страны, чтобы они сразу же затерялись вне среды, вне культуры, вне тренда и писали бы где-нибудь на Западе мемуары… С Pussy Riot происходит то же самое, что в свое время произошло с Михаилом Ходорковским – втягивание конфликта в политическое пространство. Ходорковского посадили, и что – он ушел из политики?

- Возможна ли обозримом будущем в России победа традиционализма?

- Не думаю, что возможна, однако действительно основной разлом общества проходит по линии традиционализм – модерн. Владимир Магун и Максим Руднев, которые уже много лет занимаются сравнительным анализом состояния общества в России и других странах, выделяют шесть классов, ориентированных на разные системы ценностей. В том числе два ключевых – традиционалисты, ориентированные на отказ от изменений, и их оппоненты, стремящиеся к открытости, к инновациям. Проблема заключается в том, что они не сближаются: в персональном, социальном отношении, обладатели этих ценностей не становятся ближе друг к другу, наоборот – становятся дальше. Российское, общество расколото в ценностном отношении, и пока не видно никаких трендов или механизмов, способных преодолеть раскол. Презентация Магуна и Руднева находится в открытом доступе, о численности, параметрах этих классов лучше расспросить авторов исследования. Я могу только сказать, что в этом отношении общество в России структурировано примерно так же, как в европейских странах.

- Если эти классы не сближаются, то… как далеко они могут разойтись?

- Ну, во-первых, власть, несмотря на ошибки, показывает достаточно высокую эффективность в части работы с понятиями, номинациями, существующими в общественном сознании. Во-вторых, никакая революция не возможна, пока существуют лояльные власти войска и пока протестующие не считают свою жизнь или смерть ресурсом.

- Вы прокомментировали сейчас раскол по оси "традиционализм – модерн". А сколь серьезен раскол по оси "левые – правые"?

- Он тоже углубляется. Видимая революционность, левацкость общественных мыслителей представляет, чем дальше, тем большую проблему, потому что тренд в других странах показывает, что правительства правеют, народы – тоже. Единственный оплот левацких идей в их самом общем виде – прослойка свободных интеллектуалов.

- Какими свойствами должна обладать власть для того, чтобы быть в состоянии модерировать конфликты из числа тех, что мы обсудили, равно как и из числа тех, что не успели обсудить?

- Респонсивностью. Это понятие ввел в середине 1960-х годов американский социолог Амитай Этциони для обозначения организованной способности системы воспринимать воздействие и откликаться на него оптимальным образом. Ключевые слова здесь – "организованная способность", то есть не естественное, а именно сконструированное умение улавливать импульсы и принимать решение, на какой из них откликаться… Воздействий много: слабых, сильных, таких, сяких… И не на все нужно реагировать. При этом надо выбирать, как именно отвечать: жестко или мягко. Респонсивности как организованной способности у власти нет. И уличные протесты, как ни странно, сузили ее возможности в этом плане. Скандалы с РПЦ и другие информационные поводы последних месяцев привели к безудержному нормотворчеству – от появления законов об иностранных агентах до предложения регистрировать в ГИБДД велосипеды. Следующий шаг – вводить регистрацию обуви? Мои коллеги, которые до недавнего времени работали с властными институтами, говорят, что у властей нет концепции электорального поведения людей. Нет понимания, какими должны быть повестка и электоральный сценарий следующих выборов. Нет партии как таковой. Есть группы, кланы интересов, которые никак друг с другом не корреспондируют. Пока еще в институтах вертикали есть люди, которые способны системно поставить задачи, но они столкнулись с проблемой: экспертное сообщество не хочет с ними сотрудничать.

- Мы таким образом вернулись к первому вопросу: оппозиционна ли социология…

- Да, оппозиционна – и структурно, и личностно, потому что является опытом критического мышления. Потому что она обязана сомневаться: факт это или не факт? Потому что должна сопротивляться влиянию идеологии…

http://liberty.ru/Themes/Pussy-Riot-i-putinskij-avangard